Староверы чайфовцы

    «Бутылка кефира, полбатона, а я сегодня дома»… «Какая боль: Аргентина— Ямайка — пять— ноль»… «Поплачь о нем, пока он живой»… Угадывать не надо, чьи это песни с удовольствием распевает которое уже по счету поколение. «Чайф» и Владимир Шахрин. Без них, завсегдатаев (и более — организаторов) всевозможных рок–тусовок, нынешнее «Нашествие», прошедшее под столицей соседнего Казахстана, было бы тусклым.
    Они замыкали собой фестиваль. И слегка поуспокоили разошедшуюся в постсукачевской экспрессии молодежь и граждан более почтенного возраста (они, впрочем, не сильно отличались от тинейджеров в выражении эмоций: брали приступами ограду, орали что есть мочи и подпевали любимые хиты). Хотя и «Чайф» принимали ничуть не хуже «Неприкасаемых».
    Чайфовцев приехало всего двое (они, к слову, алматинскую публику нет–нет да и балуют клубными выступлениями, правда, особо это не афишируется). Но и им удалось с пол–оборота завести присутствующих, уставших от дневной жары, состояния «куда б приткнуться?» и полуголодных желудочных рулад. Шахрин — удивительно — позволял себе шутки без цензуры. Но в его исполнении они звучали интеллигентно мягко.
    Выступление, как вы поняли, состояло не из одних песен. На общение со зрителями музыканты себя не жалели.
    — Мы воспитывались в то время, когда, если сказал, что сделаешь, значит, сделаешь, — говорил Шахрин, беря гитару и предваряя очередную пенсю.
    И на первых же аккордах народ подхватывал: «В твоем парадном темно, резкий запах привычно бьет в нос…».
    Любимый многими певец за эти годы ничуть не изменился. Только слегка оплыл, в буйных волосах пробилась плешка… Но голос все тот же: искренний, завораживающий, узнаваемый.
    — За время вашего творчества сменилось не одно поколение ваших поклонников. Вам не кажется, что нынешнему чего–то недостает? Вот и Гарик Сукачев перед вами с какой–то щемящей грустью вспоминал о москвичах «на кухнях» времен Владимира Высоцкого… Может, и вам хочется «поскафнить» про то, что было и что сейчас? — спросила я артиста.
    — В силу нашего с Игорем Ивановичем (кивает на друга гитариста с забавной бородкой) возраста это закономерно, — улыбнулся Владимир. — Раньше и булки были мягче, и девчонки сговорчивее. И вобла в Волге была!
    Но вот в сторону молодых коллег все же бросил несколько «колючек»:
    — Все знают, как играть, но не совсем знают, что. На завод идти не хочется им. Вроде музыкантам платят нехреново, и девчонки вокруг ничего. Ну что ж. Не режут, не грабят — это уже, как говорил Владимир Ильич Ленин, хорошо. Пускай играют.
    — Но вот вы как представители Екатеринбурга, в котором проводите рок–фестивали, можете сказать, что такое екатеринбургский стиль в музыке? — попытался поумничать молодой журналист, начинавший вопрос ко всем музыкантам с одного: «Я тоже музыкант».
    И был отбрит Игорем Ивановичем — бескомпромиссно:
    — Что вы подразумеваете под стилем? Ах, философию особую… Муравьи в штанах — какая там философия? Не перечь батьке, и баста — какая философия? Не сочиняй того, чего нет!
    — Раньше была поставлена очень высокая планка. И чтоб выйти на сцену, надо было как минимум ее достичь, — пояснил Шахрин. — У нас в родном городе очень много музыкантов: ортодоксальный хэви–металл, панк–группы, рок, все что угодно. Но…
    А на вопрос, не жмут ли им на пятки женщины музыканты, чайфовцы дружно заявили: не бабское это дело — на гитаре играть. Вспомнилась Земфира, с пресс–конференции которой начался множественный побег журналистов. «Кто это — Армен Григорян? Что поет? Не знаю!», — презрительно говорила Зёма о лидере легендарного «Крематория». Да и о выступлении рокерши (успевшей сползти к попсе) публика отзывалась не ахти как: кассету слушать лучше, чем вживую смотреть. Но — отвлеклась.
    На самом деле Шахрин вообще старался никого не обижать. А уж тем более женщин.
    — Мы староверы, — обозвал себя сотоварищи. — Мы работаем в опасном месте (намекая на засилие эстрады слюнтяйчиками с нестандартной ориентацией). — Шутки шутками, но мы скоро вымрем. Поэтому к женщинам относимся очень трепетно.
    Да и во время выступления это было заметно:
    — Если б на «Нашествие» не пришли женщины, сюда бы никто не пришел, — произнес в микрофон и тут же пояснил. — Иначе это была бы очень странная тусовка. А так все гармонично.
    И призвал «свободных женщин Казахстана быть свободными в своих волеизъявлениях» (хотя свободнее было некуда — достаточно было взглянуть на будоражащие мужские умы наряды).
    На выпады в свой адрес музыкант реагировал сглаженно.
    — Что это вы забыли куплет в «Оранжевом настроении»? — ехидничала барышня из какого–то казахского издания.
    — А вот интеллигентный человек не сказал бы этого, не обижал бы старого человека, — заступился за друга бас–гитарист.
    — Вы же знаете, человеческий мозг похож на компьютер, — опять улыбнулся Шахрин. — У нас он уже старенький, это вам хорошо с «Пентиумами четвертыми»…
    — Ой, а как вы относитесь к рыбалке или охоте? — встрепенулась некстати девица из журнала с соответствующим названием (между прочим, на «Нашествие» кто только не аккредитовался, даже «Челябинский рабочий»).
    — Вот он у нас великий рыбак–теоретик, — показал на друга солист «Чайфа». — Имеет огромное количество литературы, знает все от и до.
    — Да не так уж, — пожал плечами Игорь Иванович. — А охоту вообще не признаю. У меня по участку две косульки ходят… Я понимаю — комара раздавить или солитера из себя выдавить. А невинную зверушку убивать…
    — Мы туризм поощряем, — добавил Шахрин (кстати, вследствие путешествий по всяким местам и рождаются зачастую великолепные песни вроде «Ой–ё»: навеял ее Балхаш, на котором отдыхал вместе с дочерью).
    Хотели было допрос продолжить, но… Музыканты устали. Пришлось любопытство в кулак зажать.
    Татьяна Орлова.
    Фото автора.

Адрес материала: //www.msn.kg/ru/news/10769/