ЛОДОЧНИК

    Фома Филимоныч был ортодоксальным материалистом. Он терпеливо и безукоризненно прошел путь от октябренка до комсомольца, но в компартию его не взяли потому, что он был совершенно не приспособлен лавировать и изворачиваться, понятия не имел, когда лизнуть, когда гавкнуть, и даже напротив — был чрезмерно прямолинеен, всячески старался избегать ответственности и боялся карьерного роста.
    Сильный и ловкий, в армии он мог бы командовать отделением, ему как переростку, попавшему на службу после института, комбат предлагал массу вариантов.
    — Представляешь! — возбужденный собственной смелой фантазией, майор рисовал Фоме радужные перспективы. — Потом мы сделаем тебя старшиной роты! Вступишь в партию! На гражданке королем будешь! Все дороги тебе открыты!
    Но Фоме было жутко лениво переутомляться. Его воображение рисовало совсем другие картинки. Он испугался такой напряженной перспективы и робко попросился в писари при штабе. Майор его понял.
    — Моллюск ты! Нет у тебя хребта! — прохрипел он разочарованно, но искусственный вставлять Фоме не стал.
    Гражданка встретила Фому с распростертыми объятиями, перед ним, как пасьянс, было раскинуто множество вариантов один смелее другого, но выбор Филимоныча был предсказуем. Поработав некоторое время главным инженером цеха, он перешел в “чугуняку”, где было вредное горячее литье, но зато платили много денег, и ответственности, кроме овладения техникой безопасности, никакой.
    Вскорости как отрезало: судьба перестала предлагать ему преодолевать крутые повороты, все пошло по наклонной.
    Жена, удрученная его скучным образом жизни, сбежала с бравым военным, оставив его наедине с боязнью перемен и впоследствии скудной пенсией. Когда совсем прижало, Фома подался подрабатывать лодочником в городском парке.
    Часто, качаясь в лодке на хиленьких волнах городского пруда среди фекалий и тупо рассматривая сквозь мутную воду переплетения водорослей, лодочник снова и снова задавался мыслью: как же все так случилось?
    Он перелопачивал в голове факты прожитой жизни, труднообъяснимые с материалистической точки зрения, все “случайности” и “совпадения”, которые с подозрительной целенаправленностью формировали условия его существования. Когда речь идет, попросту говоря, о вмешательстве свыше, то как мог объяснить эти факты заскорузлый материалист? Догматически принятые теоретические установки не позволили Фоме Филимоновичу вычленить факты такого рода в потоке своего личного опыта.
    Наступила очередная серенькая зима в его жизни, без особых холодов, без яркого синего неба. Лодочник пришел осмотреть плавсредства. В последнее время растущее в геометрической прогрессии количество бомжей стало напрягать. Они устраивались на ночлег среди лодок и, того и гляди, могли покоцать их на дрова. Недалеко от берега черным пятном мерцал невесть откуда взявшийся лебедь. Его голубые глаза пронзительно светились и овладевали сознанием. Фома оттолкнул лодку под номером 313 от берега и запрыгнул в нее. Лебедь невесомо скользил рядом. Как всегда нерешительный, Филимоныч боялся открыть рот.
    — Не бойся меня, — услышал лодочник. — Я дух, который охраняет тебя. Я стараюсь все делать так, чтобы тебе легче жилось. У тебя всегда была свобода выбора, но ты был предсказуем. События в вашем мире формируют мысли, мысли формируют поступки, поступки формируют судьбу. Вот тебе последний шанс: возьми мои крылья, если хочешь попробовать измениться. Только поторопись. Пока все спят. Люди, липики, архангелы, полубоги и обитатели духовного мира.
    Лебедь прикоснулся к лодочнику крылами, как будто покрыл его черным саваном: бери их!
    Филимоныч почувствовал необычайную легкость, но не знал, что делать дальше.
    — Нужно просто захотеть!
    Лодочник сначала повис над водой и разглядывал свое отражение, потом он представил себя ветром и понесся сквозь слои городского смога и серые тучи.
    — Лети по направлению облаков. К самому началу. Когда ты сделал свой первый выбор!
    Все вдруг стало прозрачным, и время остановилось, все замерли перед выбором: вот паренек со шприцем остановил острие иглы в миллиметре от вены, может, образумится? Вот депутаты перед выбором: что потерять — лицо или место в парламенте? Вон гаишник мучается, сколько денег “снять” с водилы.
    Предчувствие перемен возбудило лодочника, он почувствовал, что меняется. Не веря себе, подлетел к стеклянным витринам ЦУМа, из стекла на него смотрел безусый юнец. Переполненный восторгом, Фома устремился в небо, разогнав по дороге несколько стай перепуганных ворон.
    Когда он был уже в глубокой синеве космоса и солнце игриво улыбалось ему, крылья вдруг рассыпались в черное облако мелких перьев.
    Падая, Филимоныч так сильно разогнался, что, приземлившись в двухстах километрах от столицы, стал причиной семибалльного землетрясения и проснулся.
    — Елы–палы! Приснится же такое, — выматерился лодочник, оделся и пошел к лодочной стоянке размяться и проконтролировать матчасть.
    У берега стояла его любимая посудина под номером 313, рядом печально рассыпалась куча черных окровавленных перьев. Дальше по берегу у костра сидели черной стаей нахохлившиеся бомжи и что–то жарили. Грустный и испуганный, Фома сел в лодку и скукожился, холод пронизывал. Он засунул руки в карманы и нащупал что–то холодное, металлическое. Судорожно выдернув заскорузлые ладони, среди отполированных мозолей он увидел два медных пятака.
    Владимир ПИРОГОВ.

Адрес материала: //www.msn.kg/ru/news/16853/