Султан Каримов: Ты — как растение

    Сначала в прямом эфире кыргызского радио пошла запись арабской песни «Сальмая» из репертуара великолепной Далиды в ее собственном исполнении. Потом объявили конкурс: ту же вещь дали в исполнении уже известного тогда Филиппа Киркорова, на русском, и нашего Султана Каримова — на языке оригинала, и попросили слушателей выбрать, которая из двух им понравилась больше. И оказалось: с солидным перевесом голосов — и критики, и публики — впереди Каримов.
    Потом его “Сальмая” три недели держалась на радио номером один. Устроители песенного состязания — Ника Нусбаум и Рафаэль Сарлыков доказали: в КР поют не хуже других. Но, подчеркнули, без финансовой поддержки певцам не подняться. Это было лет 8–9 назад.
    Кстати, к тому времени многие зрители знали, что наш певец не уступает популярному россиянину: как солист Султан успел блеснуть в лучших эстрадных группах Киргизии. Жаль, большинство из них существовало недолго в эту странную эпоху.
    Корни его музыкальной родословной идут от деда по материнской линии. Он, главный шейх, имам, долгое время управлявший мечетью в Караколе, еще и пел.
    — Говорят, дедушка обладал прекрасным голосом, и когда, читая Коран, возглашал азан — призыв к молитве, народ заслушивался, — воскрешает Султан эпизод семейной истории.
    В молодости дед совершил хадж пешком. Возвратился только через три года. В последнее путешествие его отправили году в тридцать седьмом вместе с единственным сыном — в Сибирь. Оба пропали бесследно. Держава, видно, карала и за духовный сан, и за происхождение: род был богат, владел даже караванами на Великом Шелковом пути.
    — Наверное, от деда моя мама унаследовала дар: играла на дутаре, на тамбре — это уйгурское название тара, очень любила петь. Ей, самой младшей из детей, это дозволялось, хотя вообще женщинам было запрещено петь–играть, тем более в семье религиозного деятеля. Не отказалась мама от музыки даже став взрослой, имея детей.
    Из 16 младенцев живыми у нее родились 14. В войну семеро умерли. Жалея послевоенных чужих сирот, мать привела домой еще шестерых сыновей — русского, кыргыза, татарина, узбека… Ведь она и сама рано осталась без отца и замуж вышла за бывшего детдомовца.
    Султан считает, что черта не делить людей по крови и чинам, у них тоже от деда, который звал за свой круглый стол и слуг, и работников, и чабанов.
    — Потому что в исламе нет такого: ты выше, ты ниже, там все равны. И умрем — будем похоронены в одной земле. Родители говорили: кого любите, с тем соедините свою судьбу. Соберемся с братьями-сестрами, кого только нет в родне, даже поляки есть, — взгляд лучится улыбкой. — Вместе мы — не бедное моно, а богатое оттенками стерео. Где много национальностей, там каждая старается проявить лучшие качества своего народа и уважать другие народы.
    Он поет не только на родном уйгурском, на кыргызском и русском, но еще на добром десятке азиатских и европейских языков.
    — А на каком вы разговаривали в родительском доме?
    — С каждым из детей на их родном по мере возможности. Старались не ущемлять, не утруждать человека. Чтобы он не мучился, общаясь.
    Дома пели все, но голосистый Султан устраивал мини–театр, пел для родителей, братьев–сестер, “набегали соседи”. Выступления продолжались и в школе. На одном из смотров художественной самодеятельности его, 15–летнего, заметил Чоро Кожомжаров, руководитель первого в Киргизии эстрадного коллектива.
    — Он пришел за кулисы, похвалил, пожал мне руку: “Грамотно поешь, мне нужны таланты”.
    И — представьте! — пригласил юнца солистом в свой знаменитый филармонический коллектив! “Хотел сразу с собой забрать”.
    Султан приехал во Фрунзе через полгода. Чоро обрадовался! И в тот же вечер новичок заменил в концерте кумира публики Алтынбека Сапаралиева, который тогда болел.
    Разъезжали по республике, Союзу, заграницам. Чоро опекал самого юного артиста, размещал при себе в номере гостиницы.
    — Это был поразительный человек. Случалось, соскочит среди ночи с постели — под рукой никаких инструментов — сядет, закрыв глаза, и перебирает пальцами на коленях, будто играет на фортепиано: он ощущал под руками клавиши. Тут же лежала партитура, и он писал ноты. К утру песня уже была аранжирована, за исключением мелочей, которые исправлялись по ходу репетиции. Он был так одарен от Бога и так трудоспособен!
    Султан и сам неуемен. Среди концертно–гастрольной круговерти закончил вечернюю школу, эстрадную студию при филармонии. На военной службе в Ленинграде поступил в тамошнюю консерваторию, но пришлось уехать со второго курса.
    — Отца парализовало, я, как младший, должен был присматривать за родителями. В обязательном порядке. В гастролях, концертах “окно” — мчусь к ним в Джеты–Огуз, звонок из столицы: уезжаем, репетируем — мигом назад.
    Он расстался с наставником на время, когда уходил в армию. Но однажды из очередного письма от Алтынбека Сапаралиева узнал: Чоро Кожомжаров трагически погиб.
    — Это был удар для меня…
    С новым ансамблем “Семетей” стали дипломантами Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Потом создали “Ариет”, с которым поехали в Москву уже на Всесоюзный конкурс артистов эстрады.
    — В нашей 45–минутной программе у меня было восемь номеров — больше половины. “Не опозорьтесь, хотя бы грамоту привезите, напутствовали нас в правительстве, а мы уж постараемся обеспечить вас жильем и прочим”.
    Жилье! Неужто кончится мотание по чужим углам? Часто ночи напролет держали с женой на руках первенца Шухрата, боялись: побеспокоит плачем хозяев, спящих в соседней комнате, могут выгнать.
    Из Москвы они привезли не грамоту — третье место по Союзу и звание лауреатов. И стали первым ансамблем в истории кыргызской эстрады, который участвовал в конкурсе такого уровня. И победил.
     Но обещанного жилья им не дали. Он отправил семью к своим родителям, а сам целых два с половиной года ночевал в подвале филармонии, в репетиционном зале.
    — Там жить запрещалось, но идти мне было некуда. Составлял два кресла и спал.
    Он выстрадал комнату в малосемейном общежитии — на пятерых! — когда уже родился второй ребенок, дочь Илона.
    — Да еще родственники приезжали, приходилось жить на кухне.
    А теперь — о чудо! — у них двухкомнатная квартира.
    — Тесно?
    — Да, зато своя.
    Тогда, вскоре после Москвы, обманутый начальством “Ариет” распался, как потом распался “Таазим”, не стало работы и в Доме актера…
    — Приходилось петь в кабаках, чтобы прокормить семью. Теперь там не пою — приглашают на свадьбы, другие мероприятия.
    Заслуженный артист КР Султан Каримов выступает в Ассоциации народов Кыргызстана. Его песни часто крутят по радио, на ТВ. Но большой сольный концерт был единственный, два года назад! Необычный, разножанровый — романсы, эстрадные песни на многих языках. Но для нового нет спонсоров.
    — Человек искусства, как растение, которое требует ухода, полива. Забудете о нем — засохнет. Когда–то на гастролях по Африке меня приглашали остаться в Конго в советском культурном центре, звали работать в Казахконцерт, Узбекконцерт...
    — К слову, Султан, а вам известно, что вас называют кыргызстанским Фарухом Закировым?
    — Спасибо, спасибо, — певец засмеялся. — Я с ним очень хорошо знаком, но больше восхищался его братом, Батыром Закировым. Его “Арабское танго” мы с моим братом обожали, пели с детства. Но тогда голоса были мальчишечьи, писклявые. Певцом стал только я. И все придерживал этот маленький шедевр. Если песня на слуху, боишься ее вытащить, пока не созреешь. Спел только году в девяносто девятом, на юбилее известного актера Анатолия Адали в Русском драмтеатре. Зал, где собрались люди искусства, стоя кричал “Браво!”. Один из этих голосов напомнил мне голос покойного брата.
    Потом он пел “Хабибу”, “Девушку и кувшин”, другие песни несравненного Батыра Закирова.
    — Чем живете сейчас?
    — Очень много песен, написанных авторами специально для меня. В них надо впеться. Хотелось бы хорошенько поработать, записаться, сняться на ТВ. Переделать и некоторые старые песни, аранжировки на уровне сделать. Конечно, финансы… Когда–то я с большим удовольствием пел “Поскорей бы шли разлуки дни” из репертуара прекрасного югославского певца и композитора Ивицы Шерфези. Возродить бы ее!
    8 марта Султан выступил в филармонии на большом творческом вечере Евгения Доги. Песню, которую он исполнил с московской певицей Светланой Мареевой, была в “женской” тональности: транспонировать в нужную для оркестра не успели. Пришлось петь как есть. “Султан, спасибо вам за красоту вашего таланта! Я по новому услышал эту песню! Счастья вам!” — написал после концерта замечательный композитор на книге о себе, подаренной певцу, и благодарно пожал ему руку.
    — Я мечтаю необычную программу сделать, всегда хочется необычного…
    — Например?
    Поколебался.
    — Пусть это будет маленьким секретом.
    — Султан, а не секрет, почему ваша жена отказалась появиться рядом с вами на фото в нашей газете? Она вас стесняется?
    — Нет, наоборот, — улыбается. — Но предпочитает держаться в тени. Лучше, мол, останусь женой и верным товарищем.
    — Верный товарищ — это коллега по эстраде?
    — Нет, Мухаббат домохозяйка. Вообще–то она фармацевт. Мы знакомы с детства… — И он выдал о жене вдохновенную речь, вернее, стихотворение в прозе. — Она понимает меня, делила со мной трудности, вырастила моих детей…
    Всех троих своих чад — “души в них не чаю” — он убаюкивал колыбельной, приобщал к музыке. Дочка Илона фортепиано забросила. Рано вышла замуж и чуть больше месяца назад родила крошку Далера, первого внука певца. Сын Шухрат учится вокалу в институте искусств, но “не с очень большим желанием”. Зато охотно читает Коран и ходит в мечеть.
    — Прадеда кровь? Не уйдет он в священнослужители?
    — Да, наверное. Он с детства хотел, да я ему перечил. Но смотрю, как сегодня часть молодежи похабно относится к старшим — элементарного уважения нет… Это же не–нор–мально! — певучий голос вдруг окреп металлом. — Сын уйдет в религию — пускай. Есть молодые люди, которые не боятся даже родителей. Не хочу, чтобы сын боялся меня, нет, главное — пусть боится Всевышнего. Я буду знать, что он на плохое не пойдет, как мать моя приучила.
    Его незабвенная певунья–мать вырастила двоих старших.
    — Младшенький родился через год после ее смерти. Мы говорим, что Нур–Шаха прислала наша мама. У малыша ее взгляд, ее глаза, ее образ мыслей. Когда я ухожу, он всегда говорит вслед как когда–то она: “Пусть сохранит вас Всевышний”.
    В свободную минутку певец любит рисовать — “для себя, немножко”, заниматься дизайном.
    — А больше думаю о костюмах. Раньше сам шил. Позже пришлось заказывать, но по своим эскизам: не хотел быть, как инкубаторский.
    В одежде предпочитает классику: “возраст сказывается, наверное”.
    — А раньше что носили — джинсики?
    — Вельвет или черный бархат, со вкусом сшитый. Джинсики нравились, но не всегда мне шли. Цвета по душе больше яркие.
    — Что–то непохоже, — бросила я взгляд на его черную одежду. Он неожиданно дернул молнию у ворота, и на груди кумачом вспыхнула футболка. Эта мальчишеская выходка внесла веселую нотку в наш разговор.
    А еще он очень любит “бывать с родными на природе, вкусно готовить, вкусно покушать и угостить домашних”. Мама меньшого сына в детстве от себя не отпускала, “я помогал и набрался” — шить, кулинарить. Однажды в школьные каникулы даже поваром подрабатывал на курорте Джеты–Огуз.
    К сожалению, времени на хобби у него слишком мало.
    — Очень часто скучаю по младшенькому, восьмилетнему Нур–Шаху. А теперь и по внуку.
    Шухрат тоже женат.
    — Сноха прекрасная, Надира, уважает нас. Прошу Всевышнего, чтобы они всегда почитали старших. Образование, конечно, важно. Но человеческое — уважение, тактичность нельзя терять. В каждой семье. Это главное. И в стране тоже. Есть прекрасная кыргызская пословица: “Ынтымак бар жерде ырыскы бар” — где согласие, там счастье.
    Зоя Исматулина.
    Фото из семейного альбома певца.

Адрес материала: //www.msn.kg/ru/news/9710/