Но не волк я по крови своей

    О том, что был такой поэт Осип Мандельштам, я впервые узнал из мемуаров Ильи Эренбурга "Люди, годы, жизнь", когда служил в армии. А познакомиться с его творчеством довелось в годы студенчества. Правда, первые два сборника его стихотворений появились у меня в "самиздатовском" исполнении. Купить стихи Мандельштама в книжном магазине было в ту пору делом немыслимым, а на "черном рынке" или у букинистов в отделе антиквариата - для студента не по карману.

    Мне всегда казалось, что какое-то необъяснимое волшебство, какая-то завораживающая магия исходили из его строк.

    В хрустальном омуте какая крутизна!

    Был он, писал о поэте Эренбург, маленьким, щуплым: голову с хохолком закидывал назад. Он любил образ петуха, который разрывает своим пением ночь у стен Акрополя; и сам он, когда запевал баском свои торжественные оды, походил на молоденького петушка.

    В Феодосии он как-то собрал богатых "либералов", строго сказал им: "На Страшном суде вас спросят, понимали ли вы поэта Мандельштама, вы ответите "нет". Вас спросят, кормили ли вы его, если вы ответите "да", вам многое простится".

    Он жил стихами. Читал их всегда и везде - свои, Овидия, Тютчева, Кузмина. Читал даже на улице, пошатываясь и толкая прохожих, не замечая их.

    Этот живший поэзией и порой казавшийся окружающим не от мира сего человек, мог быть уничтожен врангелевцами, которые арестовали его в Крыму по нелепому доносу. Поэту грозил расстрел. Спас его живший в Коктебеле поэт Максимилиан Волошин. Он приехал в Феодосию, где был арестован Мандельштам, и заявил начальнику врангелевской разведки: "По характеру вашей работы вы не обязаны быть осведомленным о русской поэзии. Я приехал, чтобы заявить, что арестованный вами Осип Мандельштам - большой поэт". Мандельштама освободили.

    А вот Иосиф Сталин знал, что Осип Мандельштам - большой поэт. Достаточно широко известны воспоминания Бориса Пастернака о том, как Сталин в беседе с ним о Мандельштаме вопрошал с завистью и суеверной боязнью: "Он ведь мастер, мастер?".

    Однако это не помешало дважды арестовывать поэта-мастера. Первый раз он был арестован в мае 1934 года и выслан в Чердынь, в верховья Камы, на три года. Там он пытался покончить с собой. Спасло его то, что в ссылке рядом была его жена Надя, поехавшая с ним, хотя была вольна оставаться в Москве.

    Весной 1936 года ссыльный поэт писал Борису Пастернаку: "Я очень болен и вряд ли что-либо может мне помочь... И тем, что моя "вторая" жизнь еще длится, я всецело обязан моему единственному и неоценимому другу - моей жене".

    Обратим внимание на дату первого ареста. Он произошел через полгода после появления самоубийственного антисталинского стихотворения, в котором были такие слова:

    Мы живем, под собою не чуя страны,

    Там припомнят кремлевского горца.

    Его толстые пальцы, как черви, жирны,

    И сияют его голенища.

    А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

    Здесь необходимо отметить, что в числе народных прозвищ Сталина были и такие: "Таракан", "Сапоги или Голенища".

    Нужно ли удивляться тому, что едва кончилась первая ссылка, последовал новый арест. На сей раз его приговорили к пяти годам лагерей "за контрреволюционную деятельность", и жене ехать с мужем не позволили.

    Умер Осип Мандельштам 27 декабря 1938 года у костра в пересыльном лагере под Владивостоком. Много лет спустя один из его товарищей по несчастью рассказывал, что этот больной, измученный и немощный человек, сидя у костра, читал сонеты Петрарки.

    А за два года до смерти, находясь в своей первой ссылке, Мандельштам писал:

    Не мучнистой бабочкою белой

    Сознающее свою длину.

    Как отмечал в одной из статей поэт Андрей Вознесенский, зрительность мандельштамовского звука предвосхитила весь XX век.

    Меня же более всего поражает и восхищает провидческий дар Мандельштама, его беспощадная и точная оценка века, в котором ему довелось жить и творить.

    Мне на плечи кидается век-волкодав,

    Но не волк я по крови своей...

    - заявлял он в одном из своих программных стихотворений.

    Век

    На пороге новых дней.

    Тварь, покуда жизнь хватает,

    Темя жизни принесли.

    Чтобы вырвать век из плена,

    Мерой века золотой.

    И еще набухнут почки,

    На следы своих же лап.

    Кровь-строительница хлещет

    На смертельный твой ушиб.

    Вячеслав ТИМИРБАЕВ.

Адрес материала: //www.msn.kg/ru/news/24454/