Извините, что вы меня толкнули

Распечатать

Оставить комментарий

Посмотреть комментарии

11 ноября 2005

ОБЩЕСТВО

    Очевидцы утверждают, что на Диком Западе существуют престранные обычаи. Например, вы из–за давки или по собственной растяпости наступили на ногу ковбою. И знаете по кино, что сейчас он выхватит кольт и… ой, мамочка! А он приподнимает шляпу и говорит: «Простите, что моя нога вам помешала».
    Очень, очень странные обычаи.
    Герой этой истории вполне адекватный времени человек: образован, хороший профессионал, милостей не ждет ни от природы, ни от “Белого дома”. Не терпит, чтобы ему указывали, как работать, стояли над душой. Ему повезло… по нашим временам сказочно. В небольшой фирме, имеющей отношение к высоким технологиям, он занял место, в точности до микронов соответствующее его способностям и характеру — рядового, но работающего в одиночку инженера. Шеф пытался было “продвинуть” его. Но он всякий раз умудрялся выскользнуть из начальственных рук и плюхнуться снова на родной стул, к любимому компьютеру.
    И вот однажды встретила его — в рабочий–то день ! — на улице. Вроде бы все при нем. Но какая–то потерянность чувствуется. Все стало ясно, когда он этак небрежно осведомился: вашей конторе не требуется такой–то золотой спец с бриллиантовыми руками?
    — Уволили?
    — Такими кадрами не разбрасываются. По собственному.
    — Но ты же был так доволен работой. И зарплата ласковая.
    — Я и сейчас доволен. Однако, видишь ли, мой сексуальный потенциал не был оценен в достаточной мере.
    И закрыл тему.
    Но действительно — уволился сам. И так уволился, что… ну просто чушь какая–то.
    Сам не знает: то ли мозги в тот день перегрелись, то ли самоуверенность подвела. Но сделал он ляп, который повредит имиджу шефа, если… Он жутко переживал за ляп, за шефа. И точно знал, что надо сделать: быстро пойти к тому, покаяться. И тот успеет (пока он ничего не знал) исправить последствия ляпа. Знал, что хотя шеф не кроткий альтруист, но и не людоед: “кадры” бережет. Выговор или вычет… а может, все ограничится эмоциональным монологом на тему о растяпстве и безответственности. Ничего этого он не боялся, знал, что заслуживает.
     И он… написал заявление об уходе. Придумал какую–то кошмарно невразумительную бодягу — почему его необходимо уволить срочно. И шеф, оскорбленный тем, что кто–то решил уйти из такой замечательной фирмы по собственному, а не по его желанию, заявление немедленно подписал.
    Дальше — раздрай. Приличной работы он не нашел. Это несколько лет назад его специальность была в дефиците. А ныне прет поколение детей “индиго”, которые овладевают волшебным миром дискет, мышек, мониторов до того, как научатся на горшок садиться. А более или менее устойчивые, солидные фирмы если и дают объявления “требуется” (на конкурсной основе, разумеется), то и непременно указывают: до 25–30 лет. Моему герою — “за”. И то, что он работал в такой–то фирме, стало ему во зло. Все знают: квалифицированный спец уходит, только имея в загашнике пару лестных предложений. Этот же сам просится на работу, никаких условий не ставя.
    Значит… ну ясно, что это значит.
    К чувству вины перед шефом прибавился стыд. Что тот подумал, когда ляп выплыл наружу? Нарочно его сделал перед увольнением? Или не нарочно, но просто струсил признаться?
    Гложет вина перед сыном и дочкой. Их пришлось перевести из частной школы в обычную и от элитного спортклуба отлучить. Перед женой стыд и вина.
    Выглядит он так, как должен выглядеть человек, по которому проехала арба. И сам в себе засомневался, чувствует себя бесправным перед каждым потенциальным работодателем. И улавливает в своем тоне незнакомое раньше заискивание…
    Отчего умный, все понимающий и умеющий прогнозировать человек так вот, бездумно, разрушил свое благополучие?
    — Я не умею просить прощения. Вернее — НЕ МОГУ! — как–то стыло, безнадежно объяснил он мне однажды.
    Это НЕ МОГУ — не слова, не поза. Он в самом деле НЕ МОЖЕТ.
    Моралисты говорят: чувство вины — благородное. Оно контролирует поступки человека в его взаимоотношениях с людьми, чутко дает знать, где что надо исправить. Человек, не умеющий чувствовать себя виноватым, ужасен. С этим как не согласиться? Только слова надо переставить. “Ужасный” человек себя виноватым никогда не чувствует.
    Но современная психология и религии очень близко сходятся в ином утверждении: чувство вины разрушительно. Вред, который оно наносит, в общем–то, одинаков, просто он проявляется в разной мере.
    То, что ниже — слова известного во многих странах психолога и психотерапевта, создателя Академии ирригационной психологии Игоря Вагина:
     “Во–первых, вина отнимает энергию.
    Во–вторых, лишает уверенности.
    В–третьих, порождает страх.
    В–четвертых, уменьшает активность.
    В–пятых, провоцирует пессимизм, стресс, депрессию.
    Этот “послужной” список можно продолжить. Но главное — вина опасна для жизни, она не дает человеку возможности раскрыть свой потенциал, загоняет его в угол. Человек вынужден прозябать, ведя нищенское или полунищенское существование”.
    А к этому можно добавить из своего (и вашего) знания. Чувство вины может родить в душе человека такую гадость, которая его самого и пожирает. Он начинает ненавидеть того, перед кем виноват. “Хочешь лишиться друга — дай ему взаймы”.
    Да, бывает вина, с которой люди идут на исповедь в храм. Или к следователю. Или, как Родион Раскольников, становятся на площади на колени перед прохожими.
    Но наши “сказки” — для нормальных людей и нормального общежития. Парадокс в том, что вина накапливается и терзает человека именно на этом уровне. Нередко — из–за чепухи, раздутой до трагедии. Было, есть и будет так: самому тошно, а обидел других. Хотел сделать доброе — столкнул человека в ад. Неловкое телодвижение… злое, несдержанное слово... Избавиться от чувства вины, неловкости можно простыми, проверенными веками и народами словами: “простите”, “извините”.
    Опросила я некоторых знакомых, легко ли им их произносить? Ответы — как веер. От “раз плюнуть” к “это же элементарно”, через “чем больше виноват, тем труднее”, до категорического НЕ МОГУ. Но были и варианты, как можно загладить вину, не произнося этих слов. “Когда я орошу домочадцев адреналином, я потом очень раскаиваюсь, хожу молчаливый, спину горблю. Жду, когда меня пожалеют”. “Покупаю подарки. Мои знают, что я скупой. И понимают, что это — просьба о прощении”. “Готовлю мужу его любимые блюда, он расцветает и забывает о моих грехах”.
    Можно придумать и еще десятки таких обходных маневров. Это проходит в кругу близких. Конечно, при условии, если те не относятся к типу людей, которые прощать не умеют и не любят, напротив, накапливают обиды, чтобы при случае терзать ими обидевшего, как рыбу крючком. Но не о них сейчас речь.
    Откуда у моего знакомого… у меня, может быть, у вас это НЕ МОГУ? Конечно, “менталитет” с культивированием чувства вины. Конечно, общая культура поведения. Легче лягушку проглотить, чем извиниться. И, конечно, детство.
    Вспомните, как нас терзали взрослые люди своими бесконечными повелениями: извинись, попроси прощения — перед мамой–папой, дядей–тетей, учителем–воспитателем, перед группой–классом, перед стервой–девчонкой, которая тебе же подстроила пакость. А теперь из лучших побуждений мы насилуем таким же образом своих детей.
    Легко представляю своего знакомого мальчишкой, который стоит перед грозным обвинением, насупясь, и молчит, как партизан на допросе. Вины он за собой не чувствует. А если и понимает, что поступил нехорошо, то насилие, с которым взрослые требуют от него “быть хорошим” и извиниться, вызывает лишь стыд и чувство унижения. Вырос, стал сильным, все сам может оценить… Но произнести простые ясные слова извинения НЕ МОЖЕТ. Язык и глотка каменеют. Они для него пропитаны пережитым стыдом и унижением.
    Несчастны и те, кто в детстве поверили и на всю жизнь запомнили (это больше свойство женщин), что они всегда, во всем и перед всеми виноваты. Перед мамой, что она заболела, что сама не так полюбила–разлюбила, что в огороде бузина, а дядька — в Киеве.
    Как–то заботливые детки вытащили меня на тренинг по холотропному дыханию (есть такое направление в психологии. На фига он был мне нужен!). Запомнилась дама с тяжелейшим неврозом. Рыдая, она рассказывала: два года назад у нее умерла собака. И это ее, ее непростительная вина: она позволила любимой твари родить щенят лишь один раз. Ах, как собачка глядела… какие у нее глаза были… как она страдала! И это переживание… пережевывание вины — целых два года! Кошмар!
    Умная, опытная Светлана, тренер, этот невроз сняла. Но я уверена, что он возобновится через короткое время. Например, из–за того, что в Сахаре жарко, а бедные эскимосы мерзнут. Кто ищет, тот всегда найдет.
    Таким людям, как герой нашей повести, и этой даме, конечно, нужна помощь психологов. И книги по психологии — их сейчас, замечательных, много.
    …Но история эта закончилась — если смотреть со стороны — фарсово. Столкнулись на нейтральной территории мой знакомый и его бывший шеф. Последний — не тупица (шефы дураками не бывают!), сам все и сообразил. Знакомый — наконец–то! — все честно рассказал, извинился. Босс усмехнулся:
    — Действительно, дураков не сеют и не жнут, сами растут. Я не нервная дама, за ошибки сотрудников и свои умею отвечать, а фирму защищать. С первой же зарплаты я вычту у вас за материальный урон, который нанесли. Но будете работать в команде. На вашем месте работает…
    И с садистским удовольствием, с растяжечкой:
    — Ну гений! Мальчишка, в вечернем только учится… го–ло–ва!
    ...Окрыленный герой наш, вернувшись домой, — впервые! — с легким сердцем, с жалостью и любовью к жене и чадам сказал:
    — Много я вам доставил за это время всякой бяки. Простите, неразумного. Я мальчик умненький, больше не буду.
    Жена что–то наскребла, подзаняла… и вечером подарила набор изысканного парфюма лучшему мужчине на свете.
    Валентина Корчагина.