Шоиста Равшанова: Между мной и Богом всегда был посредник–мужчина

    Шоиста–ханум выросла в Узбекистане, университет окончила, замуж вышла и детей родила в Таджикистане, поколесила по Европе, была в Индии, но последние годы вместе с тремя своими почти уже взрослыми дочерьми живет в Кыргызстане. Здесь, как она считает, несмотря ни на какие экономические и прочие трудности переходного периода сегодня обстановка наиболее толерантна к представителям любой национальности и любой религиозной конфессии.
    —Вот говорят, что в странах Центральной Азии как нигде крепки религиозные устои. Неправда! Количество мечетей, в том числе и вновь отстроенных, вовсе не говорит о количестве истинно верующих, а значит, глубоко порядочных людей. Крепки традиции, которые выдают за требование религии. И по этим традициям женщина — человек второго сорта, грязное существо, которое обязано во всем покорно слушаться мужа, одеваться в одежды, скрывающие ее красоту и привлекательность, по улице идти, опустив вниз глаза, и не меньше чем на пять шагов позади мужа. Где, скажите мне, написано об этом в Коране?
    В детстве мне казалось очень обидным и несправедливым, что в нарядную, всегда праздничную, освещенную яркими огнями мечеть женщинам вход категорически запрещен. Никто из родных не сумел мне вразумительно объяснить, почему. И я стала время от времени приходить в православную церковь, слушать там службу на непонятном мне тогда языке. Почему “главным” в этом храме может быть только мужчина, я тогда, конечно, не задумывалась. Мне вполне хватало других переживаний, я боялась, что кто–нибудь из родных узнает о моем новом увлечении и разразится скандал. Но скандал разразился совсем по другому поводу.
    Мой отец был человеком не бедным, уважаемым в своем кругу, многие хотели с ним породниться. Взрослым казался совершенно естественным сговор, когда двух младенцев ясельного возраста объявляют будущими мужем и женой, решая за них их будущее. Когда я стала подростком, мне это показалось неправильным, я относилась к своему “суженому” как к брату, как к очень хорошему, доброму приятелю, но совсем не так, как хотела бы относиться к жениху.
    — Доченька, ты еще молодая, многого пока не понимаешь, — тихо плакала мама. — Пожалей отца, не позорь его. Чем тебе плох выбранный им жених? Красив, как принц, образованный, не пьет. Ну и что же, что не любишь? Разве остальные любят, когда выходят замуж? Покажи мне таких! Жизнь — это совсем не то, что показывают в кино. В жизни все должно быть по традициям, по слову муллы.
    Замуж идти тогда я категорически отказалась, отец, хоть и качал головой осуждающе, смирился с моим отъездом в Душанбе, с поступлением с университет (по традиции–то девочке грамота вообще ни к чему, немного читать умеет, деньги на базаре пересчитать — и достаточно).
    Следующие громкие обвинения меня в неуважении религиозных традиций снова были связаны с замужеством. Очередной жених, тоже, между прочим, человек светский, с университетским образованием, который, кажется, искренне любил меня, во время сватовства при многочисленной родне сказал: “Я всегда буду заботиться о Шоисте, она никогда не будет работать, а я никогда не выпущу из рук камчу, потому что я всегда буду главой семьи”. Перспектива спрятать диплом в сундук и опять “по традиции” во всем бездумно слушаться человека только на том основании, что он — мужчина, да еще сейчас же дать принародно в этом клятву, меня не устраивала. Снова я “опозорила родню” и нарушила якобы религиозные традиции.
    Но и ставший в конце концов моим мужем человек, которого я искренне когда–то любила, которому родила детей, не выдержал испытания равноправием. Он не препятствовал моей преподавательской деятельности в университете и общественной — в неправительственных женских организациях. Он признавал мое право на собственное мнение и необходимость честно делить поровну все заботы о семье. Теоретически. А практически — не мог совладать с ревностью, для которой ему не требовалось никаких поводов. Он только представлял себе, что я сижу на заседании кафедры в окружении мужчин, и выдержка покидала его, он кидался на меня с кулаками.
    Не буду описывать, как мне тогда жилось, это не имеет прямого отношения к теме нашего сегодняшнего разговора. Скажу лишь, что у меня ушло восемь лет (!) на то, чтобы получить развод.
    Но и теперь, когда я его получила, мой бывший муж искренне считает развод недействительным, а меня — лишь “временно”, по капризу покинувшей его дом. Ведь он так и не произнес трижды заветное слово “талак” (развод), а именно так и только по инициативе мужчины когда–то прекращались супружеские отношения. И снова — какое отношение к религии и истинной вере имеют все эти обычаи?
    Во время войны в Таджикистане три мои совсем еще маленькие дочки жили практически не видя меня неделями. Чтобы как–то прокормить их, я вынуждена была работать на трех работах, в том числе и в ночную смену в пекарне — там, кроме небольшой зарплаты, давали еще и хлеб. Мы общались, переписываясь. Они писали мне печатными буквами записки и оставляли в висящем на гвоздике пакете: “Мама, у нас закончился сахар, а у Фарангиз порвались туфли”. Я в этом же пакете оставляла деньги и свою записку. Очень боялась за них — в городе стреляли, бесследно пропадали люди. Помогали молитва и вера, не привязанные ни к одной конфессии — я одинаково надеялась на Аллаха и Иисуса, на Будду и русских святых.
    Однажды вечером меня остановили двое вооруженных людей, приставили к шее ствол автомата и заговорили со мной о моем “неправильном”, нарушающем законы мусульманства поведении. Их возмущало, что женская организация, в которой я тогда работала, оказывает гуманитарную помощь одиноким русским старушкам. Стараясь говорить вежливо и убедительно, я спрашивала их: “Если вы — истинные мусульмане, разве вам пристало сейчас оставлять сиротами троих моих детей? И где в Коране место, покажите мне, в котором сказано, что подавать милостыню нужно только людям определенной веры, определенного цвета кожи и волос?”.
    Произнося все это, я не очень–то рассчитывала их уговорить, вид у этих моджахедов был устрашающий. Но внутренне про себя просила помощи у Всевышнего ради своих девочек, и без того уже настрадавшихся в свои шесть, пять и четыре года. И произошло чудо: в конце улицы грохнул взрыв, мои конвоиры, посредники между мной и истинной верой, как они себя ощущали, наверное, отвлеклись, бросились к перекрестку, а я бросилась со всех ног домой.
    Если кому–то интересно, я в своих религиозных исканиях пришла в конце концов к бахаизму, чему очень и очень рада. По моему понятию, это — вера равных, вера, не отрицающая ни одну из уже существующих религий, утверждающая равенство наций, культур, позитивных традиций. В одном из священных писаний сказано, что мужчина и женщина — это два крыла птицы, которая не может лететь с одним крылом. С огромным уважением отношусь и к представителям любых религиозных конфессий, и даже к убежденным атеистам, если только они имеют свои рецепты воспитания и поддержания нравственности в себе и других, но только почему все–таки нельзя женщине войти в мечеть?
    Записала Наталия Домагальская.

Адрес материала: //www.msn.kg/ru/news/12314/